Все мы словно искорки, гонимые неведомым ветром.
Вероятнее всего, под влиянием книги вперемежку с осознанием моей жизни в последние несколько месяцев относительность физической и ментальной близости - превалирующая тенденция в моих размышлениях на этой (уже уходящей) неделе. Началось все прохладной ночью прошлой субботы с фразы, произнесенной человеком, бывшим мне все эти месяцы в Германии близким другом, опорой, поддержкой и просто источником тепла человеческого разума, по которому я и сама определяла, что ещё живу, ибо кроме этого лёгкого колыхания моя умственная жизнь здесь протекала в безмолвии.
С фразы, разделившей нас миллиардами световых лет абсолютного вакуума. Она стояла рядом со мной, но как будто по другую сторону пространства, и когда она уходила, каждый её шаг расширял бесконечную и бездонную пропасть между нами.
Такой забавной мне тогда показалась человеческая жизнь с её искривлённым ментальным пространством. От самых близких людей в моей жизни меня отделяют страны, океаны и континенты, и тем не менее они настолько близко, что я практически могу почувствовать их тепло. А от людей, с которыми я дышу одним воздухом, меня отделяют прозрачные стены, сквозь которые не проходит ни один звук.
Они оба были людьми, но любое деревоказалось ему роднее, чем она.
Я люблю Ремарка. И люблю литературу. Я читаю не так много художественной литературы, но когда это со мной всё-таки случается, мой разум впивается в строки, словно пытаясь прожить каждую букву, и диаграмма работы моего мозга совпадает с ритмом предложений, с точками, многоточиями и восклицательными знаками. Персонаж пьет кофе на летней террасе кафе, вдыхая утренний воздух, а я сижу внутри этого кафе и рассматриваю его сквозь стекло. Мы недосягаемы друг для друга, но находимся в одном пространстве. В Париже, наполненном искалеченными душами, пытающимися вкусить последние крохи жизни перед надвигающейся бурей, наполненном абсурдом - как средством приспособления к жестокости.
Ты можешь превратиться в архангела, шута или преступника - и никто этого не заметит. Но вот у тебя оторвалась, скажем, пуговица - и это сразу заметит каждый. До чего же глупо устроено всё на свете.
Меня до глубины души пронзило то, как он описал потребность в человеческом тепле. И само по себе это человеческое тепло, огонёк, трепещущий в живущем существе, и то, каким холодным и неестественным становится тело, когда это тепло уходит.
Странно, как всё, к чему прикасается тело - постель, белье, даже ванна, - лишившись человеческого тепла, мгновенно мертвеет. Утратив тепло, вещи становятся отталкивающими.
Но самое выдающееся в этом произведении - это главный герой, характер, в который он вписан, размышления, вложенные в его уста, его восприятие жизни и невероятно честный диалог с самим собой: не изменять самому себе - то, для чего мы слишком реальны. Это, пожалуй, первый и единственный персонаж в моей жизни, личность и поступки которого ни разу меня не взбесили и ни разу не показались искусственными.
Раскаяние - самая бесполезная вещь на свете. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе мы все были бы святыми. Жизнь не имела в виду сделать нас совершенными.
И напоследок слова любви к потрясающим сравнениям (и остальным выдающимся литературным средствам) этого потрясающего немецкого писателя, которого не знает практически ни один немец.
Его большое круглое лицо сияло, как спелое нормандское яблоко. На чёрных подстриженных усах сверкали капли дождя. У тротуара ждал "бьюик". Он тоже сверкал. Сейчас Вебер сядет в машину и спокойно покатит за город, в свой розовый, кукольный домик, с чистенькой, сверкающей женой и двумя чистенькими, сверкающими детками. В общем - чистенькое, сверкающее существование!
Только самые простые вещи никогда не разочаровывают. Счастье достаётся как-то очень просто и всегда намного проще, чем думаешь.
