With no title.

Отчаяние превращает людей в существа, своей формой и содержанием меньше всего напоминающих человеческие.
Впрочем, апельсиновая корка сама по себе ничего не говорит о том, что у апельсина внутри. Ибо то, что внутри, узнаешь, только содрав кожу.

Sunny days in Germany.

За окном +15 и  ярко светит солнце. У всех хорошее настроение, хотя и немного рассеянное. Так всегда бывает, когда приходится сидеть в аудитории и наблюдать хорошую погоду из окна. Школа как всегда подняла настроение кучей положительных впечатлений: мои снова хорошие результаты, моя задним числом подписанная бумажка об окончании B2-курса, которого я не делала, и весело ругающаяся фрау Бреде: "Это же, чёрт возьми, не так сложно" и "Я же, чёрт возьми, всё сто раз объяснила". Я уже давно не воспринимаю недовольство на свой счёт и просто смеюсь до слёз. Иногда меня сбивает с ног осознание того, как сильно я изменилась здесь за последние пять месяцев.

А если честно, всё, о чём я мечтаю, это вернуться в Россию. Будь моя воля, я бы прямо сейчас села в самолёт и улетела домой. Потому что там, наверное, осталась та часть моей жизни, которой я живу.

P.S. Видимо, я не пойду против истины, сказав, что началась весна.

Support.

Сегодня моя соседка (наполовину итальянка, наполовину украинка) получила букет цветов от своего друга в знак поддержки и сочувствия о том, что происходит сейчас на Украине и особенно в Крыму.

Я об этом знаю, в общем-то, потому что столкнулась в подъезде с курьером и помогла ему найти адресата. И меня это так тронуло... По-моему, это очень здорово, когда люди думают друг о друге и проявляют внимание.

А у меня лежит куча подписанных открыток, но я никак не могу их отправить, потому что немецкая почта меня пугает. Мда.

Но то, что я, скорее всего, отдам вам все мои открытки лично в руки, не значит, что я о вас забыла и вовсе не думаю. Просто у всех свои маленькие заскоки.

P.S. Если кто хочет открытку из Амстердама, Венеции или Западной Германии - пишите :)

Amsterdam.

Единственное, в чём я уверена, это что я не могу больше есть (с) Полина (и после этого она ещё съела мою печеньку к кофе).

В Амстердаме самая вкусная еда. Бельгийские вафли, капкейки, абсолютно все чашки кофе, фахитас, курица терияки и даже бигмак. Короче, всё. И еды там очень много. Она там повсюду. И все едят.

Во всём остальном, Амстердам - именно такой, каким он должен быть. Проститутки на любой вкус и цвет в окошках, подсвеченных красным, улицы, благоухающие ароматом травы, которую курят даже бомжи, каналы и пронизывающий ветер, красивые и интересные люди с открытыми лицами, велосипедистки в платьях и бежевых пальто. В общем, сказочный и немного сумасшедший город, в который действительно хочется вернуться.

И что больше всего бросается в глаза после вымершей Нормандии и засыпающей Германией: Амстердам - это город, полный жизни. И ночью, наверное, даже больше, чем днём. Люди завтракают в маленьких кафешках, читая газету или беседуя с подругой, уплетая с удовольствием сэндвичи, йогурт с мюсли или омлет. Они спешат куда-то на своих велосипедах, порой увешанных сумками, порой детьми. Они бегают по парку даже в обед, или прогуливаются вдоль каналов. И весь день они улыбаются, или, по-крайней мере, совсем не хмурятся.

И город живёт, действительно живёт, и дыхание его раздувает твои волосы в разные стороны.

Where do I find myself next morning?

Со временем мне снится всё меньше снов. То есть, я их совсем не помню. И мои утра теряют прелесть этого налёта мечтательности, ночного осмысления, пробуждения фантазии и подёрнутого туманной пеленой самоанализа. Мои утра пустеют. Мои живописные монгольские степи превращаются в выжженные пустыни. Самое ужасное - когда повседневная жизнь отбирает у тебя сокровенные минуты пробуждения. Хотя бы тем образом, что лишает сон красочных сновидений.

Woman is a mystery.

Никогда еще я не чувствовал с такой силой вечную, непостижимую тайну женщины, как в минуты, когда она тихо двигалась перед зеркалом, задумчиво гляделась в него, полностью растворялась в себе, уходя в подсознательное, необъяснимое самоощущение своего пола. Я не представлял себе, чтобы женщина могла одеваться болтая и смеясь; а если она это делала, значит, ей недоставало таинственности и неизъяснимого очарования вечно ускользающей прелести. Я любил мягкие и плавные движения Пат, когда она стояла у зеркала; какое это было чудесное зрелище, когда она убирала свои волосы или бережно и осторожно, как стрелу, подносила к бровям карандаш. В такие минуты в ней было что-то от лани, и от гибкой пантеры, и даже от амазонки перед боем. Она переставала замечать все вокруг себя, глаза на собранном и серьезном лице спокойно и внимательно разглядывали отражение в зеркале, а когда она вплотную приближала к нему лицо, то казалось, что нет никакого отражения в зеркале, а есть две женщины, которые смело и испытующе смотрят друг другу в глаза извечным всепонимающим взглядом, идущим из тумана действительности в далекие тысячелетия прошлого.

(c) "Три товарища" Ремарка.

Ruhe.

Жизнь - это всегда куча дел. Куча, куча, куча дел. Столько всего у меня просто в голове не помещается, поэтому к концу дня там образуется небольшой завал, к концу месяца превращающийся в вонючую свалку, сквозь которую уже не разглядеть ни целей, ни стремлений, ни желаний. И всё сложнее двигаться вперёд плавно и целеустремленно. Мы слепы и реагируем только на внутренний голос, без него мы теряемся, уходим со своей тропы и блуждаем бездумно в кромешной тьме. Мы не слышим наш внутренний голос, потому что вокруг слишком много шума.

И мы, странные существа, настолько привыкаем к этому шуму, что покой становится невыносим. И вот начинается бесконечное избегание одиночества и диалогов с самим собой, любая суета становится милее гудящей тишины. И в какой-то момент вдруг осеняет - нужен покой.

Покой я нашла в этом маленьком французском городке с вечно пустыми улицами. Люди здесь целыми днями не спеша наслаждаются солнечным светом с переменным дождем, они могут часами сидеть дома за книгой и чашкой горячего шоколада. Утром они покупают свежие круассаны на рынке под окном, вечером выбираются на короткую прогулку по пустующему городу, посвежевшему после дождя. Прелестные французы живут здесь в покое и умеют ценить покой. Они вовсе не похожи на эти вечно возбужденные, дрожащие импульсы, наполняющие большие города.

Этот лёгкий дождь, двухэтажные дома из натурального камня, свежий нормандский воздух, прогулки вдоль реки к морю - всё это только ещё раз подтвердило моё тёплое намерение жить в тишине и покое.

Городская жизнь выворачивает нас наизнанку, она просто не оставляет нам времени остановиться и осознать, что большую часть своего дня мы тратим на вещи, которые отнюдь не доставляют удовольствия. И если взглянуть на эту жизнь со стороны, то она, как и любая жизнь, конечно же, совершенно бессмысленна, но, к тому же, напрочь лишена изящества, грациозной медлительности и созерцательности.

А затем и души.

P.S. Как всегда криво, как всегда спросонья в два часа ночи.

P.P.S. Auch die idyllischen kleinen Orte, durch die ich komme, in denen Menschen ihr Leben in Ruhe zwischen Arbeit, Kinderkriegen und Feiertagen verbringen, gefallen mir sehr, aber trotzdem könnte ich hier und so nicht leben. Ich muss weiter. Ich muss nur laufen, der Rest findet sich.

(c) Hape Kerkeling "Ich bin dann mal weg"

Just saying.

У этой страны совершенно нет чувства своевременности. Всю неделю я от души наслаждалась весной в начале февраля: ярко светило солнце, дул тёплый ветерок, и усталая трава казалась чуточку зеленее. Сегодня началась осень: влажные пожелтевшие листья у подножья эскалатора, дождь, мокрые улицы, серое небо. А была ли зима, спрашивается...

В общем, я допиваю вторую кружку кофе, откладываю в сторону книгу Хапэ Керкелинга "Ich bin dann mal weg", пишу короткую записку с благодарностью замечательному баристе-марокканцу за все чашки кофе, которые мне не пришлось оплачивать, и возвращаюсь к своим родным четырем стенам.

Неужели я еду во Францию?

6 a.m.

И в этой стране агностиков чего мы только не делаем, чтобы согреться. Расстёгиваем пальто, позволяя ветру забраться под рёбра и щекотать диафрагму. Люди с прозрачными лицами, мы ждём солнца и не находим сил побороть серость, даже когда оно приходит.

Love words.

Я сижу за столом, собираю с кофе сливки и облизываю ложку. Это деревянный столик на двоих, и я представляю, что ты сидишь напротив меня. Ты заполняешь собой пространство над стулом. Ты заполняешь собой всё пространство вокруг меня. Есть я - органическая оболочка со смешанным содержанием души и внутренних органов, и есть ты - всё, есть вокруг меня. На каждой поверхности, к которой я прикасаюсь, остаются мои атомы, заряженные любовью к тебе. Сколько бы человек не выстраивал вокруг себя дамбу из цинизма, логики и практичности, и какой бы крепкой ни была эта дамба, любовь найдет лазейку, незаметно просочится внутрь тонкой струйкой и разрушит изнутри всё, что ты построил.

Не лучше ли разрушить эти стены и впустить любовь добровольно? Позволить ей танцевать в твоих владениях, играя с лучами утреннего солнца, подбадривая и согревая. Позволить ей заменить эстетику и потребность во впечатлениях и стремлениях.

Она вытесняет все искусственные ценности, выдуманные человеком. Она раздевает твою душу до наготы. Она поднимает утром с кровати и заставляет радоваться жизни, она звенит в воздухе над твоими ушами. И когда ты идешь на работу, мусульманка, напевающая приятным голосом тихий и плавный мотив, поёт голосом моей любви к тебе. Без любви все музыкальные инструменты на свете могли бы издавать только тишину.

Drei Farben.

Стыдно признавать, но посещение театра случается в моей жизни с частотой примерно раз в год. Начать оправдываться стоит с того, что я откровенно недолюбливаю театр. То есть, спектакли и постановки. Во-первых, потому что в последнее время я нахожу человеческую речь чересчур исчерпывающей, во-вторых, потому что меня не покидает ощущение фальшивости, искусственности и наигранности. Это искусство выводить в гротеск каждую человеческую черту. Искусство, напрочь лишенное грации.

С другой стороны, я души не чаю в танцах и музыке. Я могу часами растворяться в воздухе, наполненном звуками виолончели. Симфонический оркестр просто пригвождает меня к стулу, настолько материальна сила композиции, которую он исполняет. Я, кажется, почти не двигаюсь и едва дышу, когда наблюдаю танец. Это - искусство, наполняющее вдохновением до краев, будоражащее, полное энергии и жизни, грациозное и величественное, и, что самое главное, лишенное всякой искусственности и всякой пародии.

Итак, это был второй немецкий танцевальный коллектив, который я имела счастье увидеть в своей жизни. Первый был из Берлина, и представлял собой нечто немного истеричное, немного нервозное: резкая электронная музыка, балет вперемежку с брэйк-дансом и работа с объемными геометрическими фигурами, представлявшими собой декорацию. Это было потрясающе. И вот дортмундский балет: классическая музыка от нежного фортепиано до напористых оркестровых композиций, нежная и плавная пластика, грациозный и жизнерадостный танец, оставляющий после себя ощущение лёгкости, работа с объемными геометрическими фигурами и очень крутой свет.

Я смотрела на эти плавные изгибы и думала о том, что наши души тоже исполняют свой завораживающий танец, они изгибаются, пытаясь уловить солнечные лучи, скользящие между пальцами. Единственное, что отделяет нашу жизнь от танца - отсутствие продуманности движений и... мелодии. В нашей жизни не хватает музыкального сопровождения. Без него мы не в состоянии порой по-настоящему оценить прелесть или трагичность момента.

Я искренне сожалею о том, что наш мозг не в состоянии продуцировать мелодии, которые сопровождали бы обыденное течение нашей жизни, превращая прохладу на коже от дуновения ветра в тихую мелодию флейты.

Дрянной blogspot не хочет заливать сюда видео, придется дать ссылку.

Fulcrum.

В близких людях нуждаешься гораздо больше в моменты счастья, чем в минуты горечи и печали. Ибо тяжелые времена проще пережить одному: опустить засовы, подпереть ворота и запастись хладнокровием. Но счастье просто невозможно без людей, с которыми им можно поделиться. 

Вот радость накатывает на тебя тёплой волной, но в одиночку его не удержать, оно бледнеет и растворяется в простывшем январском воздухе. И когда эта радость уходит, становится очевидным, что всё, что у тебя ещё осталось, это пустота. Ты возвращаешься домой по вымершему, беззвучному городу, и даже тоскливая четвертая прелюдия Шопена не заиграет на задворках твоего уставшего разума. Потому что пустота лишена даже сентиментальности.